Театральная Москва затаила дыхание в преддверии гастролей итальянского спектакля «Укрощение строптивой» в постановке Андрея Кончаловского.
Тем временем Posta-Magazine,
информационный партнер гастролей,
побывал на встрече с режиссером и узнал некоторые подробности.
Спектакль «Укрощение строптивой», поставленный Андреем Кончаловским с неаполитанским театром, стал настоящей культурной сенсацией Европы, и вот, после четырех месяцев гастролей, наконец, приедет в Москву. В преддверии премьеры в Театре им. Моссовета режиссер рассказал об авторском видении постановки и… неважности декораций.
О постановке:
— Когда мне предложили ставить спектакль в Италии, я сразу согласился. И сразу, не раздумывая, назвал Шекспира, «Укрощение строптивой». Потом перечитал пьесу и пришел в ужас. Конечно, об отказе не шла речь, но как это ставить?
— У меня никогда нет четкого видения готового спектакля, оно сформируется, пожалуй, через 20 представлений, прошедших перед зрителями. В начале работы — это чистое поле для поисков. Я выбрал именно «Укрощение» не «по тому» или «по этому» — я так захотел, я ставлю спектакли как птица поет. Свободно, по вдохновению. Но, конечно, эта пьеса Шекспира очень итальянская, а кроме того, она в стиле дель арте. У Шекспира все пьесы немного на грани, между площадным и небом. Он никогда не опускается в пошлость, но такая «несерьезность», элемент абсурда присутствуют — это очень интересно. А «Укрощение строптивой» — это чистый дель арте, пьеса масок, а мне всегда хотелось поставить именно такой спектакль. Это вообще был мой первый опыт чистой комедии, тем более, комедии дель арте, я этому никогда не учился, но со мной были артисты из Италии, родины дель арте.
— Итак, передо мной были маски — характеры нарочито яркие, доведенные до крайности, но какой облик они будут иметь? Я искал актеров, смотрел на людей и соотносил с «масками». Вот Петруччо — он обычно такой мачо, такой самодостаточный. Но это может быть и другой итальянский характер.Он может быть толстяком, этаким тюленем: огромным и подвижным, что только добавит фарса и сделает «маску» более яркой.
Так мы подбирали актеров, и уже они, своей манерой игры, своим представлением, помогали формировать характеры, и «маски» сами стали проявляться — это очень живая работа, это облечение эфемерных ассоциаций в плоть.
О сценографии:
— Абсурд вообще ставить чрезвычайно сложно, в пьесе есть такие слова: «Посмотри, какое солнце! — Это же луна! — Нет, я говорю — это солнце». И нужно сделать так, чтобы зритель поверил, чтобы этот спор «солнце-луна», невероятный сам по себе, выглядел правдоподобно. Такой «театральный театр», чистый дель арте, который заранее говорит, что это все цирк, выдумки, глупости. Зато вы будете смеяться и плакать, и все равно поверите в то, что вам показывают артисты.
Чтобы справиться с этой задачей, нужно проработать все невероятно. Здесь не спасут декорации или костюмы — это все лишнее. В моей постановке «Укрощение строптивой» из декораций вообще всего несколько стульев, и те приносят-уносят. Важна лишь физика: интонации, пластика. У театра не должно быть языкового барьера, его не может быть, потому что слова не важны, любые слова можно сказать совершенно по-разному — важно лишь то, что видишь. Я работал с итальянскими актерами, и мы понимали друг друга. Для гастролей в Москве сделали русские субтитры, но вы можете не смотреть на них — наша цель была поставить такой спектакль, чтобы даже зритель, не знающий о чем вообще речь у Шекспира, понял все. Спектакль должен быть таким, чтобы на него мог прийти слепой человек и все понять — интонации, физика определяют все. Поэтому в своей постановке я использовал в качестве декораций проекцию: фон, город транслируется позади актеров — это очень легко, это мгновенно создает пейзаж, картину и совершенно не отвлекает от игры актеров.
Об ожиданиях и премьере в Москве:
— Жду ли я чего-то от гастролей в Москве? Буду ли адаптировать? Нет, не жду, не буду. В Италии премьера прошла на ура, хотя там зрители несколько «тяжелые», эдакие буржуа, но и они оценили. Это прекрасно, но для меня работа — чистое творчество, я не жду определенных отзывов, да и зрители бывают разные: все принимающие легко, «тяжелые», есть зрительское недоумение — и это нормально в начале. Но я ставлю спектакли, как пишут музыку — по вдохновению, давая ей простор выразить себя. Ведь Бах не писал симфонии для кого-то, он писал для всех, потому что так лилась музыка. И я ставлю для всех, если не поймут – значит, я проиграл.
О действии:
— Театр — это живое, и постановка, и действующие лица обретают форму в процессе: в процессе игры, репетиции — это поиск истины и счастье для режиссера. Отчасти, облик спектакля — это лично мои ассоциации, как получилось, например, с переносом действия из 17 века в начало 20 века. Я думал: «Ужин. Должен быть фрак. Такие воротнички стоечкой, накрахмаленные рубашки, усики тонкие — как у Дали. Дали! Вот оно, 20-е.» Отсюда пошли другие образы, т.е. это ассоциации, потому что представление вообще у каждого свое. Моя же задача, как режиссера, поставить такой спектакль, чтобы любой зритель вышел после премьеры и сказал: «Точно. Только так это и было.» Вот тогда мне все удалось.
О том, как ставить Чехова в Лондоне:
— В любой постановке главное — работа актеров, физика театра. Да, мы выбрали «время», сделали соответствующие костюмы, убедили зрителя, что это именно так. Но антураж — это не главное: можно сделать сложные декорации, можно не делать их вовсе, можно перемешать костюмы разных эпох — театр не в этом: он в движениях, в интонация, в мимике. Когда мы ставили Чехова в Лондоне (гастроли спектаклей «Три сестры» и «Дядя Ваня» в постановке Андрея Кончаловского пройдут в Лондоне с 23 апреля по 3 мая — прим. P-M.), я вообще хотел перемешать оба спектакля: поставить акт «Дяди Вани», акт «Три сестры», потом второй акт «Дяди Вани» и так далее… все было бы понятно! В итоге мы не стали так делать, но можно было — в настоящем театре даже сюжет не столь важен. Конечно, постановка Чехова в Лондоне — это особая задача. Они думают, что чувствуют Чехова, что умеют его ставить, а мы приедем и покажем — Чехов, только такой. И точка. Более того, наша постановка будет в виде концерта — я всегда мечтал об именно такой постановке: один спектакль утром, другой — вечером. Почти одни и те же декорации, почти те же костюмы — и две совершенно разные пьесы. Обе премьеры в один день. Именно так.
О первом опыте работы с итальянскими актерами:
— С актерами из Италии очень интересно работать: сложно, там вообще сложно с организацией, но вся труппа театра очень профессиональная. Они открыты, с превосходным чувством ритма и заразительной энергией, они готовы к перевоплощениям, даже самые именитые. Вот например, Федерико Ванни — он же Эдип, он совершенно точно Эдип, и если я буду ставить этот спектакль — я приглашу его. Но здесь нужна была другая маска, и он ей стал. А Маша Музи — она очень знаменитая в Италии актриса, у нее есть совершенно определенное амплуа, и роль Катарины в это амплуа не вписывается. И Маша Музи менялась, искала, очень тяжело, очень упорно работала. В какой-то момент казалось, что ничего не получится, что нужно расставаться, все выходило не то, но Маша прикладывала все силы и буквально встала с ног на голову — она преобразилась и стала «нашей» Катариной. Делать постановку в другой стране и привозить ее — очень сложно. Здорово, что нам это удалось. Для меня опыт был чрезвычайно позитивный.
Детали от Posta-Magazine:
15 и 16 апреля,
Театр им. Моссовета
ул. Б. Садовая, 16
Тел.: +7 (495) 699 20 35
